will you still love me tomorrow?

покупала вчера пирожные, передо мной в очереди стояла молодая женщина. как раз, когда её очередь подошла, у нее зазвонил мобильный. она начала говорить и продавцу, молодому парню, на нужные пирожные пальцем показывала.
от ее монолога я чуть в обморок не упала, как та белка из рекламы:
- да нет мама, провайдер черный с белым ухом, а браузер рыжий как раз.
потом она увидела, что продавец тоже на нее смотрит выпучив глаза и пояснила:
- ребенок котят назвал, а мама никак по именам не запомнит.

хы!

Жила-была девочка, которая умела сплетать слова.
Ничего особенного, даже не так их много она знала, но она любила слова и старалась подружиться с каждым. Поэтому, слова приходили к ней в гости как к себе домой. Они знали, что их никто тут не обидит и не прогонит. Даже очень сердитое или нескромное слово, все равно получало приют и чашку чая с печеньем. И в доме девочки всегда было полным-полно разных слов.
Они приходили по вечерам, тихо стучались в дверь и вежливо здоровались. Да, да! Даже самые сердитые и нескромные слова, всегда здоровались очень вежливо, а некоторые даже делали книксен. Слова усаживались за стол, пили чай с печеньем и мармеладом, а потом устраивались на жилье, кому где больше нравится. Некоторые селились в кухонных шкафчиках, другие на карнизах штор, третьи среди баночек на ванной полке. А еще были такие чудные слова, которым нравилось жить под ковром. Когда на них наступали, они ничуть не обижались, а только хихикали и попискивали.
Каждый день приходили новые слова и, в конце концов, в доме начиналось настоящее столпотворение. Союзы и предлоги заливисто щебетали на подоконнике, глаголы носились со страшной скоростью, сшибая всех, кто попадался на пути. Местоимения, стоило им собраться больше одного, сразу же начинали выяснять отношения, междометия их только подзуживали. А существительные гонялись за прилагательными, стараясь выбрать себе самое лучшее. Иногда они даже начинали драться, не поделив особенно красивое. Бедные, беззащитные и хрупкие прилагательные не знали куда деваться.
Наконец, у девочки от несмолкаемого шума и толкотни лопалось терпение. Она бросала домашние дела, садилась за стол и начинала плести рассказ. И слова немедленно умолкали, прекращали ссоры и споры, и затаив дыхание ждали, кого из них возьмут в новый рассказ.
Когда девочка заканчивала свою работу, все слова становились одним целым. Она открывала окно и новорожденный рассказ выпрыгивал цветным, веселым мячиком, выпархивал быстрой птицей или нежным облаком уплывал туда, где ждала его самостоятельная жизнь.
А девочка вздыхала и шла на кухню ставить чайник.

начало где-то там... там... ну, найдете по меткам, короче, если интересно.
( Птиса шла по закулисному коридору )

солнца не будет
уйдет роса
свет растает влажный
и самолетная полоса
будто он не бумажный

рабочее название "коллекционер звонков", оно мне не нравится, но я ничего лучше не придумала. если подскажете, буду признательна.
( вот он )

Видела первые цветы мать-и-мачехи.

А вечером лунный серп был такой тонкий, каким и настоящий не бывает.
Если смотреть в фиолетовое небо на беловатую изогнутую льдинку очень долго, не отрываясь, то можно навертеть вокруг себя собственную вселенную, в которой неизменным будет только эта беловатая изогнутая льдинка.
Главное только не отводить глаз.
И тогда услышишь, как зашумят позади тебя дубы под ветром, ощутишь тяжесть меча на боку. Ветер принесет запахи дыма, земли и набухающих почек, охладит лоб, развеет волосы. Черногривый конь толкнет в плечо, поторапливая к ночлегу, туда, вниз по склону, где прячется у стен обветшалого замка небольшая деревушка. Но ты, не оборачиваясь, возьмешь его под уздцы, поуютнее завернешься в плащ и не сможешь отвести взгляда от фиолетового неба и светящегося полумесяца.
Чтобы через мгновение почувствовать под босыми ногами шелковистость новомодного марсианского напольного покрытия и поднести к губам стакан с самым настоящим, не синтезированным, а потому безумно дорогим виски. За спиной, сохраненная технологией, привычно и любимо, женщина на умершем языке будет выплескивать свою душу. Стекло, настроенное на проницаемость, принесет холод и отголосок запаха водорослей. Где-то там, сотни этажей вниз – океан.

the day before yesterday i saw first foalfoot flowers
and at night diana was so slim... i've never seen a moon like this.
sometimes, when i look at the night sky, i think that if i'd stare at the moon for a long long time without taking eyes off it, i could build my own world. with my own rules. and only the moon will remain unchanged

То было маленькое племя, где-то в африканской глухомани. Не спрашивайте, где именно, вряд ли отвечу. Но история началась именно там. В тот день, когда у крайней хижины рухнул на землю израненный, лихорадочный, странно выцветший человек. Со светлой кожей, волосами и глазами.
История племени почти не помнила врагов и попыток завоевания, но такие убогие пришельцы прибредали частенько и постепенно взрастили не закон, а некую молчаливую философию, даже, если хотите привычку – не удивляться, но помогать по мере сил.
Так и этого странника – в буквальном смысле этого слова, потому что странствовал и был странен – отнесли к хижине знахарки и оставили на ее попечение.
Надежды на выздоровление не было, пришелец неторопливо и даже не слишком мучительно, но умирал.
Сначала на него приходили посмотреть. Потом перестали. И только один подросток, сирота, воспитываемый всем племенем, а значит никем, проводил у лежанки так не похожего на остальных человека, все свободное время. Снова и снова, выкроив минуты между ежедневных забот, он приходил, усаживался рядом и жадно слушал. Непонятно было, с кем говорит умирающий, бредит ли он или так сбивчиво, путано и торопливо рассказывает историю своей жизни, пока его хоть кто-то слушает.
Рассказы тревожили. Особенно один, где часто упоминалось незнакомое слово «снекх». Должно быть, это самая лучшая и важная вещь на свете. Ведь неспроста странник только о ней говорит в последние дни и только «снекх» хотел увидеть еще раз. Нежные, нежнее лепестков самых красивых цветов, плывущие с неба белые звезды, холодящие кожу и укутывающие теплом…
Это было непонятно.
Это нужно было увидеть.
Решение зрело.
Ночью, накануне той, когда пришелец умер, мальчик исчез из племени.

Можно рассказать о приключении, можно описать путешествие, но как передать жизнь?

Он стоял на берегу холодного моря, равнодушно смотря на темно-серые волны. «Знаете, это невероятно, но в этом году такая теплая зима… уже декабрь, а снег еще ни разу не выпал». Раздавшийся рядом голос не сказал ничего нового, поэтому его усмешка не была ни разочарованной, ни печальной. Она больше походила на завершающую точку в соглашении с судьбой.

Долгая, очень долгая дорога была у него позади. Незнакомые места, чужие люди, непонятная речь. Он узнавал, знакомился, пытался понять. Казалось, что самое трудное – найти направление, узнать в какой стороне, вообще, искать. Сколько лет на это ушло? Не важно.
Он шел вперед, возвращался, сворачивал, снова возвращался и все-таки шел вперед. Примерял новую одежду и привычки. Узнавал законы странного мира по имени «цивилизация», принимал или обходил по собственному усмотрению. Приходилось ему быть игрушкой в чужих руках и самому играть, если не судьбами, то жизнями.
У него была цель.
Когда же он, наконец, добрался до места, где люди не удивлялись его вопросам? А когда он впервые услышал фразу, что преследовала его потом как бродячая собака, приманенная куском хлеба и ласковым словом?
«О! Обычно у нас такие сугробы, не пройдешь, все засыпает. Но эта зима выдалась на удивление теплой…»
Нет, он видел сугробы. Видимо в тех проклятых горах он и подхватил ту заразу, что медленно разъедает сейчас его легкие. Было бы ради чего… та бело-желтая, рыхлая сверху земля не имела ничего общего с волшебством, сходящим с неба.
Сколько раз он отчаивался? Сколько раз думал, что теплое кольцо обвивающих рук удержит его навсегда? И сколько раз уходил одержимый единственным, что не прискучило среди нескончаемых изменений.
Должно же быть в жизни что-то постоянное… в его, это были слова «в этом году невероятно теплая зима».
И после какого из этих ответов он понял, что это… логично?

И вот теперь, на краю самого из северных морей он с усмешкой думал о том, что если пойдет дальше, то природа, скорее всего, повергнет всю планету в пучину всеобщего катаклизма, растопив полярные льды, только для того, чтобы доказать ему бесплодность собственных усилий.
Обид или сожалений не было. Но оставалось еще время, чтобы вернуться домой. Это тоже казалось ему логичным.
Последний раз, взглянув на темно-серые волны, он сплюнул под ноги кровавым сгустком и повернул обратно.

«А знаешь, на следующий день, как ты ушел, с неба вдруг стали опускаться маленькие белые птицы. Было холодно, многие умерли, но знаешь… это было красиво»…
Старая знахарка, промокнула вспотевший лоб, смочила обветренные губы и ушла в хижину. Она больше ничем не могла помочь.
Он лежал на старой циновке под открытым небом (все равно это ничего не меняло), и смотрел в небо. Чахоточная лихорадка сотрясала ознобом, небо третий день затягивало серыми тучами, приближался сезон дождей…
«Как больно в груди и как холодно». Он устало прикрыл глаза. Но сожалений по-прежнему не было. Обид тоже.
Что-то ласково коснулось щеки и в ту же секунду обожгло холодом. Потом то же прикосновение к ладони… ко лбу…
Открыв глаза, он увидел, как с серого неба медленно опускаются рваные хлопья, похожие на нежнейшие лепестки самых красивых цветов, белых птиц, на маленькие, исчезающие у земли звезды. Было тихо, холодно и немного влажно.
Определенно, это была лучшая вещь на свете.

Игрушки Лорда жили в большой плетеной корзинке под столом.
Вообще-то, Лорд не играл в игрушки целыми днями, потому что был уже взрослый. Но они не обижались, потому что были очень мудрые и понимали закон жизни, о том что время идет, хозяин взрослеет и на смену плюшевым игрушкам приходят другие, иногда, на первый взгляд, совсем даже на игрушки не похожие. И, сохранив к Лорду нежную ласковость, они не мешали ему жить собственной жизню, живя своей.
Кроме одного.
Маленький, коричневый, неуклюжий медвежонок появился в доме позже всех. Несуразный, с растопыренными лапками, смешной шкуркой и удивленными глазами, он был любим как раз за свою страшненькость, еще не осел в корзинке и кочевал по всей квартире, даже ночевал на Лордовой подушке.
Медвежонок любил Лорда как только и могут любить такие существа - тихо, терпеливо и страстно. Он сам ничего не требовал, но маленькое плюшевое сердце замирало и таяло от любого, даже случайного знака внимания. Сидя ночью на хозяйской подушке, медвежонок тихонько гладил прядь светлых волос и вспоминал события дня: как его показали гостю и рассказали историю его покупки, как переложили с места на место, как потрепали за ухо...
Поэтому, когда Лорд увлекся новой и, видимо, очень важной игрушкой в большом мире, медвежонок был единственный, который не мог с этим примириться.
Отрешенно бродил он по комнате, трогая лапкой вещи, которых касалась хозяйская рука или прислонившись к косяку целыми днями простаивал у двери в прихожую.
- Может я его чем-то обидел? - чуть слышно пробормотал он однажды.
- Не кори себя, - пыталась уго утешать большая лохматая собака, - Просто люди так устроены. Им надо уходить, иначе они не смогут вернуться. Но нас он все равно никогда не забудет, даже если мы останемся в его жизни только словом.
- Да я понимаю, - отвечал медвежонок и оставался стоять прижавшись к дверному косяку.
Потому что, когда Лорд возвращался, он всегда улыбался своему медвежонку, а иногда даже легонько щелкал его по носу, а в ответ, невидимо, улыбалась медвежонкова душа. Потому что это значило, что день прожит не зря, значит было что вспоминать и о чем мечтать во время одинокого ожидания.
Но однажды Лорд вернулся без улыбки. Он разулся и не глядя на медвежонка прошел на кухню, машинально поставил чайник и сел за стол, положив голову на скрещенные руки. В этой позе было столько одиночества и печали, что маленькое плюшевое сердце сжималось и разрывалось от горя. Поэтому не стоит строго судить медвежонка за то, что он нарушил самое главное правило всех игрушек на свете.
Маленький, грустный, несуразный медвежонок тихо потопал в кухню, подошел к Лорду и обнял его за ногу.
Взрослый, грустный, красивый Лорд взял медвежонка на руки и прижал к себе.
И они вдвоем стали пить зеленый чай.

Dear Sir!

11.02.05 we received the butch with toy hedgehogs from your company (way-bill N-198476823947).
But after dumping we found out that you made a mistake and sent very alive hedgehogs instead of toys.
In the first, goods were not plush and have very sharp needles. Three our storekeepers have got traumas. Because these accidents happened in work time we had to pay them sick-lists.
In the second, goods have left the box and have been running all over the stockroom. Accordingly, we weren’t able count it.
In the third, your hedgehogs used five new modern hats for nests, damaged two raincoats and ate our pay-sheets.
We insist of you satisfy the terms, change waste goods and compensate our material losses.

Thank in advance.

Это нам по английскому задавали деловое письмо написать, а поскольку я никому деловых писем не пишу, то не могла придумать ничего лучше.

Весь предыдущий пост был собственно к чему.… Я в этом ЖЖ почти громогласно однажды объявила, что моих стихов здесь не будет. А теперь, получите.
Просто вдруг пришли в голову расшифровки ников некоторых моих друзей.

( вот они  )

Предупреждаю сразу: критику воспринимаю болезненно, если кому-то не понравится, просто попросите, и я сотру.