(no subject)

Странная какая, все-таки репутация у слова «очаровательный». Вроде бы правильное слово, положительное, качество такое хорошее отображает – «обладающий чарами», а в то же время есть в нем что-то несерьезное, поверхностное. Вот «обаятельный» - другое дело, серьезное слово, более глубокое. Очаровательным легко называть ребенка, но сложнее взрослого человека.

Задумалась об этом, когда решила больше написать о сказках Теллегена, которые сказками оказываются только на первый взгляд. Казалось бы, действительно, «очаровательные» истории, милые зверюшки, читай да радуйся… Только вот заканчивается каждая история как-то необычно, не так как начиналась. А потом, незаметно за всем этим зверинцем начинаешь различать своих знакомых, друзей, саму себя, ситуации в которые попадаешь. И уже воспринимаешь совершенно нормально, что Кашалот забирается на дерево, а Белка крутит роман с Муравьем.
Так что, пожалуй, я скажу, что эти истории обладают невыразимым обаянием.

(  Вот эта, нравится мне больше других. )

самодеятельная экскурсия

Давно ныла, что мы перестали ходить по музеям с выставками, живем серой жизнью и никак культурно не развиваемся.
Вот вчера Магдалина меня и вытащила в Музей Современного Искусства. Я в первый раз была, а она любитель – часто туда заглядывает. Больше всего меня порадовало… так, как бы это получше сформулировать… ну, в общем, здание, где этот музей находится, само по себе музейная редкость (под открытым небом) самый, что ни на есть классический классицизм. Чудеса начались сразу в холле: к большой, многоярусной люстре, с узорами и псевдосвечками были подвешены разноцветные пластмассовые спирали, восьмерки и тому подобная яркая геометрическая мишура. Потом была внушающая своими размерами уважение мраморная лестница, а над ней графично-объемные панно со стихами Хлебникова; а на самом верху, вместо логично ожидаемой «хреческой» вазы – скульптура, человек, располосованный напополам саксофоном.
И вот ходишь по залам – на стенах абстракция пополам с абракадаброй, а под потолком лепнина и роспись; среди колонн с коринфскими капителями стоит ширма, совершеннейший наивняк, хоть и с сюжетом про благородных дам и кавалеров. А особенно меня умилила маленькая медная скульптура в коридоре. «Мебиус» называется. И даже не она сама (хотя к Мебуису у меня вообще очень теплое отношение, когда вспоминаю, сколько радости было, когда я его кольцо впервые кромсала), а то, что стояла эта скульптура на фоне печной стенки, обложенной кафелем, удивительное было сочетание.
Интересно было среди цветных пятен, штрихов и квадратов вдруг увидеть, например, самый обычный женский портрет.
В зале Пиросмани висела копия Черного Квадрата, потому что Малевич устроил первую выставку Пиросмани. Издалека Квадрат был похож на окошко в самую середину ночи, хотелось подойти поближе и разглядеть что же там, за окном…
Но какие-то умники-сволочи додумались повесить его за стекло, так что когда подходишь ближе – видишь только свое отражение.
В целом, впечатление приятное, но спокойное, без ахов охов и заламывания рук.
Единственная картина, к которой я потом вернулась, называлась «Лабиринт». Я увидела ночной пейзаж с морем, скалами, кораблем у берега. А поверх пейзажа лежала золотистая сетка лабиринта с одним входом. Вообще лабиринт оказался простой, заблудится невозможно, только очень длинный: чтобы дойти до центра надо почти весь его прошагать. И только спустя какое-то время я заметила, что золотистый лабиринт сам является картиной. Но ее разглядеть мне было гораздо труднее. Увидела только взлетающего ангела (его пятка как раз приходилась на квадратик в самом центре) и два лица – старухи и мальчика – в левой части картины. Самое интересное, что Маша увидела наоборот, картину в желтых тонах, на которую наложен серая сетка лабиринта. Я попыталась проверить, может это еще и двойной лабиринт, но не сработало – у желтого лабиринта не было входа, по нему нельзя пройти.
Вот такие вот впечатления.